приходить перестала.
– Ничего, найдёте, коли очень нужно. Язык до Киева доведёт, – бросила строго Марфа, – А уж такой, как ваши, и подавно. Сумели человека невиновного обидеть, сумейте и вину искупить.
– А порча?…
– Порчу вы на себя сами наслали, – бросила Марфа, – Думать надо, что языками-то мелете. Слово не воробей, вылетит не поймаешь. Сами себя и спортили. Думать наперёд станете. А дальше по накатанной пошло-поехало, зло ко злу множится, как собаки стали, друг дружку обвинять принялись.
Вздохнули Галка с Дарьей, взглянули друг на дружку, да только теперь уже без огня бесовского в глазах.
– Прости уж ты меня, Галка! – вздохнула Дарья.
– И ты меня прости, чего уж там, надо Анну искать, – ответила Галка.
Ушли они, и долго после того у Марфы не появлялись. А к концу лета радостные прибежали – с подарками.
– Нашли! Нашли Аннушку! Простила она нас!
– Вот и ладно, – улыбнулась Марфа, – Да запомните урок-то и впредь не мелите языками.
Марфа вдохнула полной грудью морозный зимний воздух, зажмурилась от удовольствия, хороша же русская зима! И на снег богата, и на морозы, и на праздники. Вот и нынче начались святки, а с ними и вечорки, где станут девки да бабы ворожить, а старухи про страшное сказывать ребятишкам. Темнеет рано, работу сельский люд кончает засветло, ну а дальше за разговорами да чаем, при свете лучины и проходят святочные вечера. Марфа повернула голову в другую сторону. Там, по тропке от реки, где стоял поодаль от других дом Михайлы, спешила к Марфе на вечерок жена его, Катерина – баба красивая, голубоглазая, всё при ней. Только вот замуж никто не брал, вот какое дело, и так бывает. Долго она плакалась, прежде, чем пришла к Марфе, не верила в силу её, так, за болтовню людскую считала, обычная, мол, баба эта Марфа. А когда уже двадцать пять стукнуло, то испугалась она в старых девах остаться, да и пришла к ведьме на поклон. Долго Марфа искала-выискивала причину Катерининой беды. Всю судьбу её переворошила. Все гадания свои перепробовала. После велела ей приходить на другой день в баню. Пожала Катерина плечами, чего, мол, в бане-то искать, но смолчала. Другого выхода всё равно нет. Последняя надежда. Ну, и как сговорились, пришла на другий день к ведьме в баню. Марфа жарко натопила, веничек травяной запарила, веток еловых на пол настелила, в каменку квасу хлебного плеснула, чтобы дух по всей бане разошёлся. И вот пришла Катерина, стали париться, да косы полоскать длинные. И увидела Марфа, что на спине у Катерины отметина есть – пятно родимое в виде снопа связанного. Что за сноп?…
– А ну, погоди, – велела она Катерине, – Ложись на полок, парить тебя стану.
А сама одну руку на спину ей положила, прямёхонько на сноп этот, а другой рукой веничек взяла, да потихоньку и охаживать стала Катерину, глаза тем временем прикрыла, и тут-то и увидала всё, что было. Прадед Катеринин дело своё имел, мельница у него была. Люди к нему шли, дело спорилось. Да однажды жадность в нём проснулась, стал он всё дороже, да дороже за помол просить. И перестали люди к нему ходить, стали в другую деревню ездить, что вниз по реке стояла. Там тоже мельник был, Иван, да только попроще, не такой деловитый. Он лишь половину той суммы брал, что Катеринин прадед просил. Пошло у Ивана теперь дело, деньги появились, и люди довольны – недорого берёт человек, не жадничает. А Катеринин прадед остался без работы. Прознал он, куда теперича люди ездят за мукой, да и задумал дело недоброе. Тёмной ночь сноп поджёг у самой стены Ивановой мельницы, а погода стояла жаркая, сухая, вспыхнуло всё разом, спалил прадед мельницу Ивана дотла, такое горе человеку принёс. Узнал Иван, чьих рук это дело, да и проклял прадеда и весь род его. На Катерине и закончится должен был прадедов род окончательно, сгинуть в небытие. Долго думала Марфа, да смогла всё же выход найти и вину перед усопшим искупить. Вышла Катерина замуж в том же году за Михаила. Вскоре сыновей ему народила, двух разом, двойнят. Да с тех пор к Марфе всегда с почтением приходила, подарки приносила. Вот и сейчас тоже несёт что-то в руках, торопится. Всех Марфе со своего пригорка видать. Всё село, как на ладони.
– Ну, здравствуйте, бабоньки! – встретила Марфа у калитки своих гостей, – Ещё одной гостьи не достаёт, ну да ничего, дорогу знает, а мы с вами в избу пойдём. Проходите, гости дорогие!
Кот довольно мяукнул и, путаясь под ногами, да расталкивая баб, понёсся в избу первым.
Глава 3
Смеясь и притопывая валеночками, бабы вошли в избу. Пахнуло теплом от горячо натопленной печи, душистыми запахами дома и ароматами кушаний. Посреди избы накрыт был стол, на котором стояли на белоснежной скатерти с красными вышитыми маками всяческие блюда: на большой тарелке с голубой каёмочкой высилась гора поджаристой рыбки; рядом, на такой же в точности тарелке, лежал рассыпчатый жёлтый картофель, покрытый застывшими капельками топлёного масла и щедро посыпанный кольцами золотистого лучка; в глиняной ладье влажно блестели пупырчатыми боками небольшие хрусткие огурчики из бочки; на блюдце, нарезанное прозрачными белыми ломтиками с розовыми прожилками, лежало сальце с дольками чесночка; к нему жалось блюдо с варёным мясом; затем целый тазик круглых, весёлых вареников; дальше расположились румяные пышные пироги – с калиной, с капустой, с грибами; между пирогами в круглых плошках желейно застыло малиновое и смородиновое варенье и груши в меду; в красивой расписной вазе источали аромат, невесть как сохранившиеся до Рождества красные яблоки анисовой породы, а посреди всего этого великолепия гордо высилась бутыль с тёмно-бордовой, рубиновой жидкостью.
То была вишнёвая ведьмина наливка, о которой ходило по селу столько слухов. Говаривали мужики, что в ту наливку добавляет Марфа зелье приворотное, чтобы тот, кто её отведает хоть раз, тот влюблялся в Марфу без памяти, иначе, чем объяснить, что каждый, кто пригубил хоть рюмашку той наливки, уже не мог помыслить и жизни без Марфы? Но, даже несмотря на сей опасный факт, желающих попробовать тот чудодейственный напиток было хоть отбавляй, ведь слухи о неземном её вкусе шли повсюду. Столетний дед Макар (уж откуда он-то знал неизвестно?) сравнивал её с амброзией, напитком богов. Уж каким образом ему перепало отведать Марфиной наливки, мужики не знали, ведь ведьма угощала ею только холостых, женатым же оставалось лишь слушать рассказы о божественном вкусе сего пития, и вздыхать. А дед Матвей мало того, что был женат давно и безнадёжно, так ещё и был стар, как мшистый камень, что лежал на окраине села. Говаривали, что на том камне черти танцуют в лунные ночи и что они-то и приволокли его сюда невесть откуда. Марфа же на все вопросы отшучивалась и говорила, что наливка, как наливка, просто вишня во саду у неё больно уж сладкая, породистая растёт, вот и вкусна наливочка. А что женатым не наливает, так то понятно – жёнки-то потом заругаются, чай, к Марфе ругаться придут, выговаривать, а ей такой заботы не нать. Мужики же цокали языком, когда заходил, вдруг ненароком, разговор о той наливке, и жмурились. А те, коим посчастливилось попробовать, уверяли, что ничего не помнили, что было опосля в доме Марфы, после того, как угощала она их рюмашкой.
Бабы, вспомнив те слухи, переглянулись, снимая шубейки да полушалочки, и кладя их на лавку к печи. Марфа перехватила их взгляд, усмехнулась:
– Чего испугались? Боитесь, что сколдую? Да брешут всё, ничего нет в моей наливке, вот сейчас сами попробуете да узнаете! Ну, гости дорогие, проходите к столу, отведайте моего угощеньица.
– Ой, а я-то ведь тоже кой-чего принесла, – спохватилась Акулина, – Вот, на-ко, Марфа, капусточки моей к столу!
– Ох, спасибо, Акулина, капуста у тебя знатная, – закивала Марфа, добавляя горшочек к тем
